1 Мы с друзьями только-только сдали летнюю сессию, и нас тянуло на подвиги. Молодые, энергичные ребята. Двадцать лет каждому. Ветер в голове и легкость в сердце. Нам не хотелось оглядываться назад на то, что было, все самое интересное, как нам казалось, ждало впереди. И полные самых оптимистичных впечатлений мы собрались дружной компанией в лес, чтобы отметить наше долгожданное освобождение от университетского гнета.

Поначалу все было более чем прекрасно. Хорошее настроение, веселый смех, погода, как по заказу - одним словом, все заладилось, как нельзя лучше. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы решили продолжить наши посиделки и ночью. Расставив палатки и устроившись полукругом у костра, мои друзья затянули одну из тех известных походных песен, от которых порой так и хочется все бросить и помчаться навстречу тем самым воспеваемым красотам природы. Сам я в это время искал фонарик в сумке, в стотысячный раз проклиная великое множество потайных и боковых карманов в ней. Раз и навсегда заручившись, что больше никогда не куплю себе подобной вещи, я, наконец, достал ручной фонарик и сел на сырую землю проверить, работают ли батарейки или их пора заменить. И в этот самый момент послышался странный звук. Первые секунды я не мог понять, что именно это было: звук походил одновременно на рев раненного животного и полицейскую сирену, сильно приглушенную, правда. По-хорошему, мне бы стоило предупредить ребят о том, что я услышал. Но только я об этом подумал, как перед моим мысленным взором встала картина смеющихся друзей, которые шутят на тему того, что мне больше не нужно наливать. Теперь-то я понимаю прекрасно, что лучше бы они тогда надо мной посмеялись и успокоили на тему слуховых галлюцинаций.

Поднявшись и отряхнувшись, я уверенно шагнул в сторону звука, ручным фонариком освещая себе дорогу. То и дело мою одежду цепляли колючие ветки деревьев, а корни не давали спокойно пройти вперед: меня словно что-то удерживало, не пускало дальше. И чем глубже я уходил в лес, тем с большей яростью местная растительность пыталась меня задержать. Но ноги сами двигались в сторону непонятного звука, становившегося громче и громче с каждым неровным шагом.

И вот я уже буквально выпал из мигом ослабевшей хватки растений на какую-то поляну. Не вглядываясь в окружающие меня очертания, первым делом я постарался нащупать уже потухающий фонарик - батарейки надо было все же сменить. Но вот снова раздался этот душераздирающий звук, да так близко, что кровь застыла в жилах. Я повернулся в сторону источника шума и едва ли сам не издал "трель", подобную той, которую слышу ближайшие минут пятнадцать, а то и больше. В метре-двух от меня среди груды сожженных деревьев стояла обгоревшая металлическая люлька, а прямо в ней из стороны в сторону барахтался покрытый многочисленными ожогами
окровавленный ребенок

Эта картина повергла меня в настоящий ступор - неужели не так давно что-то горело здесь, а мы с ребятами даже не заметили? Едва я отошел от невообразимого шока, тут же кинулся к кроватке на ватных ногах: хотя бы из осознания себя порядочным человеком, не мог оставить я ребенка в таком месте, хотя точно знал, что он умрет у меня на руках раньше, чем я успею добежать до лагеря. Ловко стащив с себя куртку и завернув дитя в нее, я стал нервно озираться по сторонам, инстинктивно пытаясь найти помощь. Так и хотелось кричать от безвыходности, но на это не было времени. Где-то в глубине меня еще теплилась надежда на то, что есть шанс спасти несчастного малыша. И тогда произошло ЭТО...

Вкрадчивый женский голос над самым моим ухом мурлыкал неизвестную мелодию, отчего плачущий ребенок мигом успокоился. Я же, наоборот, отшатнулся в сторону, но рядом со мной никого не оказалось. А голос все продолжал тихо шелестеть, занимая все пространство вокруг меня и заставляя сердце едва ли не выпрыгивать из груди в приступе панического страха. Я не понимал ровным счетом ничего из того, что происходило. А голос нарастал, набирал силу. Он уже отдавался эхом внутри моей головы, он был всюду и нигде. И тут мои руки обдало огнем, моя куртка с завернутым в нее младенцем загорелась, опалив мне кожу и брови. Чисто инстинктивно я бросил визжащего от боли ребенка на землю и в ужасе смотрел на все, что происходит. В висках стучала кровь, все мое тело было натянуто, как струна. Все, что здесь творилось, походило скорее на фильм ужасов, чем привычную мне реальность. Женский голос, тем временем, сменился на замогильный вой, и перестало быть понятно, кто же продолжает напевать неизвестную мне мелодию: человек, животное или кто-то более ужасающий, я так и не понял, предпочитая просто потерять сознание от пережитого стресса.

Очнулся я все на той же поляне, уже залитой рассветным солнцем. Рядом не было ни опаленной люльки, ни плачущего ребенка, охваченного огнем, ни леденящего душу голоса. Лишь остатки пепелища окружали меня. И это стало последней каплей, с проворством и грацией удирающего от охотников оленя я стремглав несся через кусты и деревья, не замечая, как ветви стегают меня по лицу, а корни, словно нарочно вырастают из-под земли. Самым важным в тот момент было для меня вернуться в лагерь. Немедленно. Вот уже виднелись из-за растительности макушки палаток и тентов, так породному запахло потухающим костром - я был почти у цели. Но на самом краю поляны и встал, как вкопанный, с выражением настоящего ужаса на лице: мои друзья сидели все тем же тесным полукругом вокруг дотлевающих угольных головешек, но веселых песен слышно не было. В нос ударил едкий запах горелой плоти, и мои нервы сдали окончательно. Без сил я упал на колени перед сожженными трупами своих друзей, почти не контролируя себя, дотянулся до своей сумки, вытащил телефон и набрал номер спасательной службы. Координаты пришлось сообщать дважды, потому что от ужаса мое горло настолько сильно пересохло, что мой голос походил на хрип девяностолетнего старика. И пока я ждал помощи, в моей голове из раза в раз повторялась жуткая мелодия колыбельной, которую услышал этой ночью.

Я не могу сказать точно, сколько с тех пор прошло времени - я давно не веду счет дням. Помню лишь, что когда вернулся обратно, первым делом отправился спать, но и сон был беспокойный: постоянно мерещился незнакомый горящий дом, где с ребенком на руках сидела улыбающаяся женщина и напевала мелодию, которую так старательно пытаюсь забыть. Смерть друзей списали на несчастный случай - несоблюдение техники безопасности. Ничего паранормального здесь не увидели, разве что удивились, что пострадали только люди, а палатки и вещи даже не подгорели. И как я не пытался вновь возобновлять это дело, мне никто не хотел помогать. И уже гораздо позднее, когда боль утраты утихла, одна знакомая моей матери рассказала мне историю о молодой девушке, которая жила в этом лесу лет сто назад. Она была самой обычной травницей, помогала людям бесплатно и старалась воспитывать своего ребенка в одиночку. Но вот как-то раз в городе прошелся слух, что на самом деле она занимается ведьмовством, но доказательств не было. Тогда ее начали выживать из дома, давили, заставляли переехать, но девушка отказывалась. И вот однажды, когда она вернулась с очередного планового сбора трав и подошла к люльке со своим ребенком, то нашла его бездыханным. Разум ее помутился от случившегося, и она сожгла сама себя. От дома, где жила травница, остались лишь горелые бревна да старая кроватка ребенка, которую тут же окропили святой водой и зарыли глубоко в землю. Но с тех пор любой, кто заходит каким-то образом на это место, тем или иным образом страдает от огня: сам ли или его родственники - нет значения, но с тех пор огонь становился его проклятьем. И вот, что еще странно: все эти люди слышали на протяжении всей жизни одну и ту же колыбельную. Поначалу она была неразборчивой, различали лишь мотив, но с возрастом слова все ярче и ярче проступали, и когда эти люди с точностью от и до могли повторить всю песню, они немедленно умирали.

Я одинок, почти ничего не добился в жизни, родственники почти все погибли в пожарах, даже животные умирали от ожогов, полученных так или иначе. И вот я с замиранием сердца жду смерти после всего этого, потому что эту ужасную колыбельную я выучил наизусть...


Тихо спит малыш, мама горько плачет -
Грустно на душе ее, сердце изнывает.
Тихо спит малыш, не проснется больше.
Спи, мой милый, засыпай, ангел мой пригожий.
Тихо за окном, только чей-то топот.
Помешал малютке спать чужеродный грохот.
Тихо спи, малыш, Тот же, кто снаружи,
Убирайся. Никогда не был здесь ты нужен...